Наконец выбрался из после двухдневного "заточения" в теплице. Чувствую относительно свежий воздух, хотя ветра наш город в жизни не знал, если не считать противотуманных установок и всеми любимых тут легенд, что когда были времена яркого солнца и безоблачного неба, когда вокруг росли зеленые растения и все улыбались, здесь был и ветер. Да-а-а...все эти легенды повествуют лишь о том, как здесь было хорошо, но ни одна не говорит о том, почему здесь стало так плохо. Да и легендами это тоже трудно назвать, скорее сказать, что из уст в уста передаются не события, а именно описания прекрасного окружающего мира, который был здесь когда-то. Но свидетелем этому не был никто из ныне живущих тут. Только островитянин, как говорят. Опять этот старик, всё упирается в него.
В момент этих мыслей я дошел до маленькой центральной площади, где, собственно, и стоял маяк. До моих ушей донеслись слова из новой, как я понимаю, песни Арни:

Старик в конце каждого дня с берега
Смотрит вперёд, на горизонт, а в лицо ему дуют морские ветра
Остров этот - временное пристанище, где времена года одни и те же
Блёклое убежище и безымянный корабль
Для изгнанного и неуслышанного море без берега
Он зажигает свет в самом конце мира на маяке,
Давая их сердцам новую надежду,
Сердцам тех, кто потерял свой давний приют

Да, прямо в точку.

- Привет, Арни, новая песня?
- Как слышишь,- улыбнулся он мне- неправда ли, хороша?
- Сегодня гитара..
- А что? Не звучит?
- Нет, песня классная, хотелось бы дослушать
- Ну так в чем проблема?

Я тоже улыбнулся и пошел дальше. Арни продолжил играть, как ни в чем не бывало, будто не сам сочинил эту песню, живет здесь недавно, и не в курсе, о ком она. Это хорошо, что хоть кто-то в этом городе не боится говорить, не боится последствий. Ох уж эти мне страхи...
До моих ушей снова донеслись слова:

Это давным-давно забытый свет в конце мира
Горизонт плачет, а старик давно забыл, что такое слёзы



Летает альбатрос, заставляя его мечтать
О времени, что было до того, как он стал одним из тех, кого не увидит мир
Принцесса в башне, детвора на полях
Жизнь дала ему это всё, остров вечности
Теперь его любовь в его памяти, призрак в тумане
Он в последний раз расправляет паруса, прощаясь с миром
Якорь уже далеко на дне
А он ещё чувствует траву под своими ногами и улыбается


А он ещё чувствует траву под ногами и улыбается...да ...а что, если действительно так? Если он действительно живет здесь с начала времен и помнит всё? Я в это, конечно, мало верю, но ...а если попытаться? Если он- единственный, кто знает, почему мы тут все заточены? Почему эти трусливые олухи ни разу не зашли к нему? Почему никто не спросил? Что они его так боятся? Это надо исправить. Если этот дедок и впрямь настолько стар и всё помнит и знает, а не просто распускает о себе слух, чтобы все ему поклонялись, то ему ничего не стоит рассказать мне причину, я готов на всё пойти, чтобы выбраться из этой тюрьмы. Я один, наверное, из всего этого вымирающего трусливого города. Я обязательно, чего бы мне это не стоило, доберусь до него сегодня ночью.
Вот и дом. В серой, как и всё окружающее, ветхой комнатушке сидит мама. Она с грустью глядит в окно. Скучает. Не могу понять, как она тут, действительно, со скуки не померла, всю жизнь жить. Буквально в одном кольце в километр на километр, где дом почти на доме стоит. Она такая же трусиха, боится всего, но всегда старалась воспитать меня так,чтобы я ничего не боялся, чтобы верил в лучшее, но остерегался людей вокруг и никогда не говорил им того, чему она меня учила. Всегда говорила, что важно, чтобы я молчал. Но теперь я вырос, уже третий десяток скоро, и теперь понимаю, что учила она меня всему тому, чему сама последовать не смогла: испугалась противоречить окружающим, идти к островитянину, выйти за пределы города навстречу ужасам. Испугалась другой жизни, испугалась смерти. Ещё тогда, в детстве, я дружил с Миани, не помню, как так получилось, что мы знали друг друга, но это было так. сколько я себя помню. Только ей я говорил все эти тайны. Она молчала. Также, как и я. И до сих пор молчит. Также, как и я. НО сегодня ночью всё изменится. Я так решил, и ничто не изменит моего решения.

- Мам, не грусти

Она тяжело вздохнула.

- Юхо, и когда ты перестанешь мне это говорить? Вот пройдет ещё с десяток лет, ты меня поймешь
- Не перестану никогда, помнишь, я в детстве верил, что всё изменится? Как ты сама говорила, помнишь?
- Пора бы уже повзрослеть, сам знаешь, этот ад не кончится. Скоро все мы вымрем
- Не будем об этом, где отец?
- Сам знаешь, латает бесконечные поломки на противотуманных установках

Её правда. Там каждый день что-нибудь, да выходило из строя: то вентилятор, то генератор, то ещё что-нибудь. Редкий день там ничего не случалось.
Уже совсем стемнело. Я было стал беспокоиться за отца- он тоже, как и все, не особый любитель по ночам тут разгуливать. Но вот ввалился и он. Молча взял полагающийся ему ломоть хлеба со стола и заперся в комнате. Значит всё совсем плохо. Совсем. Значит не успел всё долатать. Мать прикрыла лицо руками, стараясь скрыть слезы.

- Да ладно тебе мам, так же иногда случается, всё ещё изменится
- Прекрати! Ничего не изменится!! Эти поломки не закончатся уже никогда до конца нашей жизни, до голодной смерти!

Она с яростью бьет рукой по столу и смотрит на меня. Я действительно не прав. Тут и вправду ничего не изменится и мы оба это знаем. Я лишь хотел попытаться утешить её. Дурак, это удар по больному месту.